asfendiar

Originally posted by

dneprovskij at Не стареют душой вЫтираны!

Я опять - по многочисленным просьбам одного из LJ-друзей - возвращаюсь к теме старости и уважения к старикам. Моя точка зрения на сей счёт известна: "уважать старость" - глупо и вредно, уважения достойна ЛИЧНОСТЬ - вне зависимости от возраста, а мерзость и глупость, подлость, развращённость и чванство, прикрывающиеся пенсионной книжкой и юбилейными (да и боевыми тоже!) побрякушками - не только омерзительны, но и достойны разоблачения. И, чтобы не быть голословным, приведу несколько интересных эпизодов - а потом с большим удовольствием выслушаю аргументы некоторых LJ-юзеров относительно того, что "всякая старость достойна уважения".

Ну что, начнём?

ХОББИ ДЛИННОЮ В ЖИЗНЬ

Борис Семёнович вышел на пенсию в чине инструктора обкома КПСС. Позади была долгая, плодотворная жизнь, посвящённая делу построения социализма в одной, отдельно взятой стране. Борис Семёнович, хотя и появился на свет в 1922 году, и на момент начала советско-нацистской войны подлежал призыву на военную службу, ему каким-то образом удалось выбить себе "бронь" - и все четыре военных года Борис Семёнович находился на комсомольской и партийной работе, воодушевлял и вдохновлял труженников тыла на свершение трудовых подвигов. Правда, к тому времени, когда я познакомился с ним, Борис Семёнович уже "оветеранился" - гремя прикреплёнными к пиджаку орденами Ленина, Трудзнамени и юбилейными медальками, рассказывал всем и каждому о своей "юности фронтовой". имел удостоверение "Ветеран ВОВ", и активно пользовался всевозможными льготами, предоставляемыми совецким государством этому привеллегированному сословию.

Бориса Семёновича хорошо знали и в городе, и в области: начав свою карьеру комсомольским вожаком, он затем сумел стать парторгом на строительстве одной из крупнейших сибирских электростанций, а затем получил тёплое местечко первого секретаря горкома в одном из молодых сибирских городов, обеспечивавших работу той самой электростанции, строителей которых он призывал к трудовым подвигам. Далее, карьера привела его в областной центр, где Борис Семёнович сделался одним из секретарей обкома партии - я уж не помню, что он там курировал - и просидел на этой должности больше десяти лет. Правда, когда его покровителя, первого секретаря ОК КПСС Н. В. Банникова отправили на пенсию, Борису Семёновичу пришлось занять пост инструктора - новый первый секретарь расставлял свои кадры, а у нашего героя был уже предпенсионный возраст...

Но всё это - трудовая книжка, не более того. А ведь, как известно, лучше всего о богатом внутреннем мире человека говорит не столько его послужной список, сколько его личные привязанности, увлечения, хобби. Было такое хобби и у Бориса Семёновича: с младых ногтей будущий комсомольский вожак, парторг, секретарь обкома и орденоносец очень любил убивать собак. Любыми способами: например, в детстве-юности он очень любил вешать псов, а к зрелым годам - с размаху, отработанным ударом перешибить собаке позвоночник палкой. А когда у Бориса Семёновича появился охотничий билет, и он прикупил ружьецо, то единственная "охота", на которую он отправлялся, происходила во дворе его дома: в дождь и в зной, в мартовскую слякоть и октябрьскую сырость, едва Борис Семёнович видел из окон своей квартиры, что во двор их номенклатурной "сталинки" забрела какая-нибудь бродячая собака, как тут же хватал ружьё и выскакивал из дома. Фанат "псовой охоты", Борис Семёнович не смущался ни присутствием во дворе ни соседей, ни детей - правда, это порождало конфликты с жильцами (так, например, колёса его машины, оставленной во дворе, регулярно прокалывались) - но всё это были совершеннейшие пустяки, которые не могли остановить энтузиаста.

А самым-самым большим удовольствием для Бориса Семёновича было - топить новорожденных щенков. Об этой его страсти хорошо знали его партийные коллеги, и если случалось так, что у кого-то из номенклатурных собаководов или соседей собака принесла внеплановых щенков или выбракованный помёт - приглашали "специалиста", Бориса Семёновича. Я, словно вчера, помню его: бодрячок пенсионер в светлом костюме с орденскими планками, в летней лёгкой шляпе спешит он через двор. На лице - счастливая улыбка.

- Куда так в такую рань спешишь, Борис Семёнович? - окликает его сосед.

- Да друг позвонил, псина у него ощенилась, - отвечает энтузиаст, - помочь надо срочно...

А глаза так и светятся ожиданием...

...О, так сказать, очень своеобразном хобби Бориса Семёновича мне рассказала его племянница. Рассказала она и о том, как этот старичок-бодрячок умирал - умирал тяжело, страшно: две недели провёл он в постели, и всё время в комнате горел свет - старик не разрешал его выключать, потому что ему мерещилась огромная собачья свора, которая вот-вот бросится на него, и растерзает...

Я думаю, все вы согласитесь со мной, что Борис Семёнович прожил интересную жизнь, заслужил уважение окружающих, не так ли? Дорогие пионеры, если вы встретите в трамвае дедушку, похожего на Бориса Семёновича - подумайте, сколько собак он перебил за свою долгую, счастливую жизнь!...

*      *      *      *      *      *

К слову, относительно места в общественном транспорте и кладбища - вот ещё одна замечательная история:

"ВСЁ В ДОМ, ВСЁ В СЕМЬЮ!"

Дело происходило в дачном автобусе.  Мы с супругой, наконец, распихав рядом с собой сумки, усадив скулящих от нетерпения собак рядом с собой на полу автобуса, наконец, уселись на сиденья. Полтора часа беспрерывной гонки под июльским солнцем с сумками и двумя собаками на поводках по магазинам в поисках нужного крепежа, по рынкам - за провиантом - давали себя знать: хотелось спокойно посидеть, вытянув ноги... Но посидеть не удалось: едва мы, наконец, расположились, как в салон автобуса вошли две дачницы-пенсионерки - и, хотя в другом конце салона были свободные места, одна из них, глядя на нас, тут же обратилась к другой:

- Смотри-ка! А наши любимые места уже заняты! - фраза эта, хотя и формально обращена была к подружке, предназначалась для наших ушей, да и то, как старухи пялились на нас, не вызывало сомнений в том, что нас так просто оставят в покое...

Перспектива перетаскивать четыре тяжеленных сумки и вести двух. буквально, сгорающих от предвкушения дачного раздолья собак в другой конец салона вовсе не вдохновляла ни меня, ни, в особенности, мою супругу. Она и решила возразить старухам:

- Так там же, впереди, мест - полным-полно!... - жена указала на переднюю часть салона.

- А мы обычно на этих местах ездим! - весело возразила наша vis-a-vis, - мы привыкли уже здесь ездить...

- Да ладно, - тихонько говорю супруге, - пусть садятся - иначе, они сейчас скандал закатят. Неохота связываться...

Как я уже сказал, речи о том, чтобы перемещаться в другой конец салона, не могло и быть - тем более, что в автобус начали грузиться подоспевшие пассажиры, и свободные ещё несколько минут назад места уже были заняты. Уступив места бабкам, мы остались стоять здесь же, рядом - а пенсионерки, едва усевшись на "свои" места, вернулись к прерванному разговору. Путь был неблизкий, и нам, поневоле, пришлось выслушать этот разговор двух дачниц - и, если честно, то я ни капли не жалею, что стал его свидетелем.

- А у нас, в Общество, гуманитарную помощь привезли! Детские шубки! Я сходила, набрала - сказала, что для Алёшки... - начала одна из них. Через некоторое время выяснилось, что загадочное "Общество" - это филиал Всероссийского Общества Инвалидов - правда, состоит в нём не сама пенсионерка, а её внук, которому двенадцать лет, и у которого больное сердце. Сообщив собеседнице, что "гуманитарные" шубки она намерена порезать на стельки для зимней обуви и продать зимой, старуха сообщила подруге, что через то же общество инвалидов она бесплатно получила для внука компьютер:

- Врач сказал, что Алёшке только года два-три осталось, - весело продолжала любящая бабушка, - а потом я этот компьютер продам! Компьютеры - они знаешь, какие дорогущие!...

- Здорово ты устроилась с этим обществом инвалидов! - отвечала ей собеседница, - а чё его мать-то, Лёшкина?

- А я на себя опеку оформила! - отвечала Алёшкина бабушка, - ей-то некогда ребёнком заниматься, она же работает. Хорошие деньги получает, я у неё каждый месяц десять тысяч на Алёшку забираю, на книжку кладу себе. Потом и на похорона ему подкопится...

...Я представил эту семью: судя по рассказу бабушки, Алёшкина мать живёт отдельно от них с внуком - где-то, в общаге. Каждый месяц отдаёт своей мамаше бОльшую часть зарплаты - на содержание ребёнка-инвалида - а бабушка кладёт деньги на сберкнижку: ведь когда через два-три года внук помрёт, жить-то на что-то надо будет, так? а по червонцу в месяц "на внука" уже и не попросишь, верно?... Впрочем, я уверен, что и после Алёшкиной смерти эта бойкая и весёлая пенсионерка найдёт возможность получать с дочери деньжата - на свою одинокую старость... А пока, бабушка еженедельно "бомбит" Общество Инвалидов на предмет гуманитарной помощи ("для Алёшеньки!") - и, освоившись с газетой бесплатных объявлений, "толкает" эту гуманитарную помощь через раздел "детские вещи". Всё - в дом, всё - в семью. Каждая крошка - в ладошку...

...- А ты уже присмотрела, где хоронить-то его будешь? - деловито спрашивала тем временем подруга, как будто похороны внука состоятся не через два-три года, а в ближайшую пятницу.

- Конечно! Рядышком со своей мамочкой! Мы с Алёшенькой каждую неделю к ней на могилку ездим, я уже и местечко ему показала (! - Р. Д.), он уже знает, где будет его могилка (!!! - Р. Д.). Зимой туда ездили с ним - а там какого-то "нового русского" хоронили - венки такие красивые привезли, мно-ого! Так, я Алёшке и говорю: "Завтра приедем сюда ещё раз - возьмём у них два веночка, и на могилку прабабушке унесём, чтобы никто не видел!" Такие красивые венки - но тяжёлые!... Мы с Алёшенькой их еле дотащили. Дорогие - я потом специально смотреть ходила - где уж нам, пенсионерам, такие купить...

...Две пенсионерки-дачни цы продолжали свой неторопливый разговор. Такие близкие и понятные стариковские радости: спереть венок с чужой могилки, "подоить" Алёшкину мать-одиночку, живущую в общаге... похоронить внука - он уже и место своё будущее знает - а там продать его барахлишко, его компьютер... Будет бабушке на старость и на хлебушек с маслицем, и на икорочку с балычком... Всё - в дом, всё - в семью. Каждая крошка - в ладошку...

А мы с супругой стояли рядом, и дивились старческой ~~ушлости~~ мудрости.

*      *      *      *      *      *

"...ПОКАЖИ МНЕ, КАК ТЫ ЭТО ДЕЛАЕШЬ...".

...Случилось это, кажется, курсе на третьем Университета. А может быть, и на втором. Во всяком случае, не так уж и важно, на каком конкретно курсе мы тогда учились - важно, что произошло это в начале тех самых "тревожных девяностых", когда в России начались задержки с выплатой зарплаты на предприятиях.

Рита - факультетская красавица, недотрога и эстетка - снимала комнату в двух шагах от университетского корпуса, в огромной четырёхкомнатной квартире, расположенной в "сталинке". Снимала у одинокой пенсионерки - вдовы какого-то, не то полковника, не то генерала. Отношения с хозяйкой у Риты были ровные, едва ли. не приятельские - не смотря на то, что хозяйка была старше своей квартирантки лет на пятьдесят с чем-то. По утрам хозяйка и квартирантка пили кофе, вечером - чай... Всё было - на зависть однокурсникам: в распоряжении Риты была огромная комната - бывший кабинет владельца квартиры - с мягким ковром на полу, с массивным письменным столом, за которым было так удобно готовиться к лекциям, с книжными шкафами и широким диваном, на котором девушка спала.

Надо сказать, что всё это великолепие досталось Рите за какую-то не очень большую сумму, и досталось-то совсем случайно: приехав поступать в университет, Рита встретила свою будущую хозяйку прямо возле корпуса - и та, едва глянув на девушку, предложила той поселиться у неё. Правда, рассказывая о своих отношениях с квартирной хозяйкой, Рита всё время смеялась: " - Представляете, она постоянно спрашивает, почему я не читаю "молодёжные газеты" - разные "СПИД - Инфо" и прочие! Она их всё время покупает, читает, и пересказывает мне! А ещё - всё время говорит мне: "-Риточка, мне кажется, ты от меня что-то скрываешь" - и смотрит при этом как-то странно...".

Конечно же, мы смеялись над причудами семидесятилетней Риткиной квартирной хозяйки: надо же, нашла бабушка "молодёжную газету"!... Ну, да и Бог с ней, с бабушкой - каждый, в конце концов, может читать то, что ему нравится.

Однажды Рита не пришла на лекции. В этом нет ничего удивительного: в те годы ввели свободное посещение лекций, и никаких репрессий за пропуски не полагалось. Время от времени, этим пользовались, практически, все студенты - а если ещё и учесть, что практически все студенты-журналисты совмещали учёбу с сотрудничеством с какой-нибудь редакцией, то это было неизбежно: редакционное задание - это святое. Поэтому, на отсутствие Риты никто не обратил никакого внимания.

Рита пришла на следующий день. Уже одного взгляда на неё было достаточно, чтобы понять, что девушка проревела в подушку всю ночь. Обычно, жизнерадостная и весёлая - "душа компании" - в этот день Рита ходила какая-то потерянная, сама не своя. Перед последней лекцией она подошла ко мне:

- Послушай, ты можешь взять Андрея и Антона, и помочь мне забрать с квартиры вещи? Я к Юльке решила переехать...

- Нет вопросов, - говорю, - но в чём дело? Юлька сама угол снимает у черта на куличиках, у неё там - печка с дровами, сортир на улице, а у тебя - такие аппартаменты, и в двух шагах от унивра...

- Так надо, я так решила! - говорит Рита, и голос у неё дрожит...

После лекций мы пошли за ритиными вещами - вчетвером. Когда зашли в квартиру и прошли в комнату, хозяйка проследовала за нами. Она молча стояла и смотрела, как Рита пакует сумку и чемодан - а наша однокурсница не смела поднять на старуху глаза. Та молчала - и только когда мы выходили из квартиры, произнесла каким-то странным, вкрадчивым тоном:

- Зря ты, Ритуля, так... Всё бы было хорошо, если бы ты не капризничала...

...Шила в мешке не утаишь. Уже на лестничной площадке Рита разревелась - и тут же рассказала нам, что произошло у неё с квартирной хозяйкой. И я уверен, что если б не последняя фраза той, добившая нашу однокурсницу, то Рита никогда б не решилась рассказать нам о случившемся. А случилось вот что: у Риткиной матери задерживали зарплату, и она не могла высылать квартирной хозяйке деньги за снимаемую комнату. К тому моменту, когда всё произошло, долг за три месяца уже составил такую сумму, которую Рита не смогла бы заплатить ни со степендии, ни с газетных гонораров. Но хозяйка, которая до этого говорила, что, мол, ничего страшного, и она готова подождать - она же всё понимает! всем же сейчас трудно! - накануне вечером заявила своей квартирантке:

- Риточка, твоя мама должна мне уже очень большую сумму денег. Я достаточно долго ждала, но - сама понимаешь... Впрочем, есть выход: я готова подождать ещё - но ты должна мне показать... Покажи мне, как ты это делаешь... пальчиками... когда остаёшься одна...

Сначала наша однокурсница не поняла, чего от неё хотят. А когда поняла - вскочила со стула, и убежала в свою комнату. А хозяйка - хозяйка отключила и спрятала стоявший в коридоре телефонный аппарат и забрала комплект ключей от квартиры, которые Рита оставляла на зеркале в прихожей. И объявила квартирантке, что "пока вопрос об оплате не будет улажен", та не выйдет из квартиры... Вот почему наша однокурсница пропустила следующий день - и вот почему на лекции она пришла опухшей и зарёваной.

...Прошло уже почти двадцать лет, но Рита до сих пор не может спокойно смотреть на стариков: ей, почему-то, кажется, что под личиной внешнего благообразия скрываются извращенцы. А ту даму - бывшую Ритину квартирную хозяйку - я потом очень часто видел, когда работал на телевидении: ежегодный бал мэра города, куда приглашаются самые-самые почётные и заслуженные, мы регулярно снимали - и всякий раз я видел там эту восьмидесятилетнюю совледи - такую заслуженную и такую почётную, в строгом английском костюме и с парой-тройкой медалей на груди.

*      *      *      *      *      *

...Я рассказал вам всего несколько эпизодов о пенсионерах моего города - людях почтенного возраста, имеющих заслуги перед "Родиной и Партией". А  теперь - один маленький вопрос: встречая подобных персонажей на улице, в общественном транспорте, вы уступите им место? Я бы уступил - на кладбище.