С праздником, дорогие друзья! Выпьем за родину, выпьем БЕЗ Сралина!

[asfendiar]

Originally posted by dneprovskij at С праздником, дорогие друзья! Выпьем за родину, выпьем БЕЗ Сралина!

Во-первых, дорогие друзья, позвольте поздравить всех вас с замечательным весенним праздником: завтра исполняется пятьдесят восьмая годовщина с того светлого дня, когда сын пьяницы-сапожника, кремлёвский пахан Ёська Джугашвили по прозвищу "сталин" (по другим данным - "сралин") освободил, наконец, наших бабушек и дедушек от своего навязчивого присутствия .

ВСЁ ЖЕ, ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ БЫЛ ДЕНЬ - 5 МАРТА 1953ГОДА! ПРОСТО ОТЛИЧНЫЙ, ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ ДЕНЬ! 

Отметим этот праздник, как подабает - бокалом шампанского!

    

Ну, а теперь - немного о другом, но по той же "сталинской" теме.
Обычно, я стараюсь выполнять свои обещания - пусть даже и с опозданием. Почти два года назад, 16 июля 2009 года, я разместил на своих страницах пост под названием "О Героях Совецкого Союза, палачах и иудах. Манчжурия, 1945 год" (вот ссылка на эту публикацию:http://dneprovskij.livejournal.com/31151.html ). Речь  шла о том, как после оккупации Русской Маньчжурии в августе-сентябре 1945 года совецкими войсками, сталинский маршал и мой земляк, герой совецкого союза Афанасий Белобородов провёл "зачистку" Русской Маньчжурии.  В обсуждении этого поста уважаемый katterfeld поинтересовался, располагаю ли я документальными доказательствами белобородовской подлости. Увы, в тот момент у меня не оказалось под рукой нужного источника, на который я мог бы сослаться - и я обещал katterfeld при первой же возможности, как только отыщу нужную публикацию, разместить фрагмент с указанием источника на своих страницах.

Так вот, нужный журнал и нужную публикацию я отыскал. Текст, который я публикую сегодня на своих страницах, впервые был опубликован в журнале "Земля Иркутская" №2 (28) в 2005 году - это воспоминания Председателя Ассоциации узников Озерлага Всеволода Васильевича ЧЕУСОВА "ТРИ ЖИЗНИ: НА ВОЛЕ, В РАБСТВЕ И КРЕПОСТНИЧЕСТВЕ"

Первоначально, я планировал разместить здесь только фрагмент, в котором идёт речь о подлом поступке сталинского маршала и, к несчастью, моего земляка Афанасия Белобородова; однако, воспоминания Всеволода Васильевича Чеусова - я уверен! - заслуживают того, чтобы быть опубликованы полностью. Поэтому, прошу прощения у всех моих друзей за то, что сегодняшний пост будет достаточно большим (а может быть, мне придётся разбить его на две части) - но, всё же, очень рекомендую не оставить его без внимания: в отличии от тиражируемых сегодня "героических воспоминаний" сталинских вертухаев, такие материалы сегодня встречаются всё реже и реже...

Итак...

.

Всеволод Чеусов

Три жизни: на воле, в рабстве и крепостничестве

Счастливые детство и юность

Вот так, как в заголовке я написал, и сложилась моя жизнь: сначала она была привольной, интересной и очень увлекательной, та жизнь счастливого детства и юности. Потом неожиданно попал я в рабство, буквально - в какой-то особый мiр, ни на что более не похожий, где были свои, особые законы, исковерканные нравы и поведение людей. Ну вот, а после освобождения пришлось продолжить жизнь в совецком обществе холопского социализма, как жили когда-то крепостные крестьяне.

Мне уже больше восьмидесяти лет, и за эти годы столько сложилось в моей биографии, столько бывало всякого и со мной, и с народом, и со страной, так что можно свободно писать исторические статьи и даже книги о прошедшем ХХ столетии.

Но я не писатель и не задаюсь большими темами, а хочу рассказать о себе, и, естественно, о родных и тех людях, которые окружали меня в течение моих трёх жизней. А поскольку родился я в городе Харбине, считаю, что надо начать рассказ о жизни в той стране - Китае.

Когда Россия отстроила Транссибирскую магистраль, чтобы выйти на незамерзающие порты восточных морей, министр финансов С. Ю. Витте предложил идею и план прохождения железной дороги через земли Маньчжурии (тогда три восточных провинции Китая), сокращая на 1000 вёрст длинну пути. В 1896 году договорбыл подписан, и началось строительство, причём вся территория получила право экстерриториальности, т. е., на ней были обычные институты русской административной системы, суд, полиция, охрана и прочее.

  
На фото: так начинался русский город Харбинъ - столица "Желтороссии". Фото 1910-х г.г. .

Благодаря дороге в Маньчжурии возникли новые города: Харбин, Маньчжурия, Дальний, Порт-Артур и другие, а её 107 станций превратились в крупные процветающие посёлки, в которых жили и работали служащие магистрали. 1 июня 1903 годадорога пущена в регулярную эксплуатацию, длинной 2500 км и общим числом служащих почти 40 тысяч, а Харбин стал сердцем КВЖД.

Маньчжурия располагала богатейшими природными ресурсами. Значительная часть её была покрыта девственной тайгой, богатой ягодой, пушным зверем, птицей, а реки кишели рыбой. И климат мягкий, два месяца зима со снегом и морозами, а затем яркая весна, и с мая уже мы купались в Сунгари-реке. Так что, можно представить, какие только увлечения не предлагала природа людям!

Ну вот, а теперь о себе. Родился я, как уже сказал,в Харбине 28 августа 1920 года.  Отец мой, Василий Иванович Чеусов, родом из крестьян Усть-Сысольска (ныне Сыктывкар, столица Коми), после долгой военной службы сверхсрочника во Владивостоке, в 1912 году приехал в Харбин и поступил на службу на КВЖД, счетоводом 8-го околотка пути, что у моста через Сунгари, где невдалеке мы и жили. Мы – это папа, мама, я и братик Вадим.

Папа обладал прекрасным баритональным басом и постоянно пел в церковных хорах и, хотя не имел музыкального образования, но природные данные, упорная работа над собой позволила ему достичь высокого уровня и признания в артистических кругах и среди поклонников вокала. И естественно он был приглашен в состав оперы, сезонов 30-го, 31-го годов в Желсобе, где пел все ведущие басовые партии оперных постановок.

Иногда он брал меня с собой за кулисы (мне было10-11 лет), и я хорошо помню его в гримах – Радамеса (Аида), Сусанина (Жизнь за царя), Мефистофеля (Демон), кузнеца Вакулы (Черевички), мельника (Русалка) и многих других. А сколько нам с братом довелось прослушать арий, романсов, песен, баллад, которые он дома их шлифовал. Я начинал учиться в Коммерческом училище, довольно далеко от дома, возле Управления дороги (отец тогда был совподданым), прошел там 3 группы (класса) и четвёртую группу тоже в советской школе, поближе к дому.

Но всё сильнее шло размежевание между большинством пёстрого населения эмигрантов и служащих КВЖД, которых заставили взять советские красные паспорта в обмен на прежние, русские, иначе грозило увольнение! (Вот и разделились на белых и красных). В школах ввели советские программы обучения, появились организации пионеров и комсомольцев, и начиналось воспитание в духе враждебности к религии, ко всем эмигрантам, как к врагам – белогвардейцам, предателям и шпионам…

1931 и 32 годы принесли много бед нашей семье и круто изменили счастливую жизнь. Самая большая потерь – это смерть нашей дорогой мамочки. Она заболела сердечной астмой и, проболев три месяца, умерла. Потом уволили отца с работы за то, что он не брал паспорт и нас лишили квартиры.

Мы перебрались в меньшую и стали жить втроём – отец и мы братья. Жить стало труднее и беднее, но в тоже время мы с братом стали сами более самостоятельными и быстро научились обиходить себя, сами варили-жарили и даже убирали-стирали по мелочи.

1932 год принес и ещё одну большую новость – в Харбин пришли японские войска и Маньчжурия стала с 1 марта Маньчжу-го, новым суверенным государством. Это как-то прошло мимо нашего внимания, потому что более интересное событие появилось – река Сунгари выходила из берегов, шло неожиданное и быстроприбывающее наводнение. Нас затопило в самом начале, и мы перебрались жить на чердак. Вот где было раздолье для плавания на всяких плотах в начале, а потом и на лодках.

А вода всё прибывала и прибывала, подбираясь к нашему чердаку. Стало опасно там жить, и отец отвёз нас к моей крёстной матери, в другой район.

Конечно, отцу одному было очень сложно с двумя огольцами-подростками, в условиях постоянного поиска заработка и он решил устроить нас в "Русский Дом", закрытое учебное заведение, где мы были бы под руководством воспитателей педагогов и на всем готовом, ибо это был приют-училище для мальчиков сирот.

Директором тогда был Константин Иванович Подольский. Капитан второго ранга, черноморец, воспитанник Крондштатского кадетского корпуса, соратник Колчака, дважды раненый и прошедший легендарный Ледяной поход, он принял бедненький «Русский приют-училище для сирот» и через год тогда появился на свет «Русский Дом». Мы поступали уже в известное и любимое всеми харбинцами учебное заведение, ставшее гордостью Харбина.

Всегда в черном двубортном морском кителе, осанист, подтянут, энергичен, моряк до мозга костей, Константин Иванович хорошо знал, что и как надо делать, чтобы превратить приют в кадетский корпус. Перепланировал и перестроил, насколько позволили финансы, полутораэтажное здание, оформил и оборудовал домашнюю церковь, классы, спальни, зал – столовую, мастерские и подсобные помещения, а потом пристроил свою квартиру (каюту капитана) и медпункт.

И получился корабль готовый к автономному плаванию, а чтобы он стал ещё больше похож, стены были расписаны на мотивы исторических морских сражений: - прежде всего в вестибюле напротив входа, был нарисован сигнал знаменитого приказа адмирала Нахимова перед Синопским боем – «Родина ждёт от каждого исполнения своего долга», справа во всю стену два матроса, погибая, но не сдаваясь открывают кингстоны на миноносце «Стерегущий», на левой стене – броненосец «Варяг» в последнем бою, в столовой во всю стену против окон – «Синопский бой». Вот на каких примерах шло наше воспитание, вот доблесть России, её немеркнущая история и слава…

Распорядок, режим, дисциплина – всё как в кадетском корпусе. Форма одежды – матроски, брюки клёш, чёрные ботинки, бескозырки с ленточками на которых золотом якоря, с надписью золотом «Русский Дом».

Зимой бушлаты, рабочая одежда – серые матроски и брюки. Почти все ребята были сиротами или, как мы, полусиротами, но никто не чувствовал этого, настолько продуманно было содержание и воспитание, да и вся атмосфера Дома.

Там мы получали неполное среднее образование, занятия были с утра до обеда, затем обед и разные работы по возрастам и интересам – для маленьких вышивание крестиком или гладью, ребятам постарше – столярные и художественные работы, (точили и расписывали тарелки, подносы, блюда). Так я научился рисовать – расписывать маслом под лак. Много внимания отдавалось физическому воспитанию, занятиям на снарядах и гимнастике и потому росли мы здоровыми и крепкими ребятами. Как это всё отразилось на нашем здоровье и как потом пригодилось в жизни.


Харбинская открытка, 1910-е г.г.. Из собрания С. И. Медведева.

Городской департамент образования выделял небольшие средства на содержание Дома, и только умение Кстин Ваныча, как мы его называли, находить благотворителей, собирались необходимые средства и на хорошее питание и содержание, приличную одежду, подарки к праздникам, фрукты и сладости и развлечения. Дважды в год устраивались концерты силами воспитанников в «Гиганте» (кинотеатр), затем кружечные сборы по городу весной и осенью.

И всё это подготавливал, конечно, наш капитан. Прекрасные программы концертов и беспроигрышные лотереи изделий воспитанников в фойе, которые разыгрывали дамы-патронессы, где цены на билеты, конечно, были условными в виде пожертвований благотворителей, приносили немалую поддержку.

Или парочки матросиков с кружкой и щитом, на котором наколоты синие бумажные бантики, лихо козырявших и громко рапортовавших скороговоркой: - «Пжертвье пжалста на Русский Дом», и когда им клали деньги в кружку, наклонившись к малышу с кружкой, его партнёр, побольше ростиком, успевал приколоть бантик, в благодарность за пожертвование. А на праздники Рождества и Пасхи, хор воспитанников, вместе с батюшкой, ходил славить по домам постоянных благотворителей – патронов и довольно успешно в смысле пожертвований.


  
   
На фото: русский город Харбинъ, 1920-е - 1930-е годы. В этом городе в то время жила и моя прабабушка...

Давно это всё было, далеко больше полувека тому назад, но разве выветрится из памяти – никогда! Мы учились, трудились, получали навыки создавать что-нибудь своими руками, конечно и шалили иногда, и бывали наказанными за проказы и познавали жизнь, подрастая под бдительным оком учителей и воспитателей и гордились нашим любимым «кораблем» с таким хорошим именем – «Русский Дом»!

Я получил в нем неполное среднее образование...

Много лет спустя, я по крупицам собирал сведения о дальнейшей истории «Русского Дома» и наших учителей. В 1989 году нашел Всеволода Павловича Лузина, учителя математики, завязалась переписка, и я многое узнал о нем и о других учителях и конечно о «Доме». Он сам, оказывается, работал в Р.Д с 1928 по 1938 год, а за тем его перевели на станцию Вейшахе, директором школы. А потом вскоре (в 1940 году) и самого Константина Ивановича перевели сперва на ст. Хандаохэцзы, а потом и ещё куда-то и того «Русского Дома» не стало! Ушел в небытие, хотя оболочка и осталась при другом директоре. Конечно, это всё не спроста, русский дух, мягко говоря, не нужен был японцам.

А в 1946 году и оболочку доконали «освободители». Р.Д. расформировали, здание отдали 2-ой Советской средней школе и когда в 1951 году Всеволод Павлович был командирован, как представитель Управления наробраза на экзамены 10-го класса, он увидел то, от чего сердце его перевернулось. Всё выскоблено, голые давно белёные известью бугристые стены, бывшая церковь – класс, на полу бумажки и окурки, полнейшее разорение...

В 1945 году, Константина Ивановича естественно «забарабали» и он пропал в недрах ГУЛАГа, как и я. Есть сведения, что он тоже попал в Озерлаг был в одном из лагерей близ Тайшета, даже организовал там самодеятельность и умер в 1952 году.

В пятый класс я поступал в Первую Правительствую Гимназию, которая как раз в это время создавалась заново на новый лад. В 1934 году государство Маньчжуго стало Империей, - короновался император Пу-И и начались изменения в Министерстве образования для всех народностей и нам, русским эмигрантам тоже предложили перестройку. Школа стала на содержании Провинциального Департамента Образования, разделили классы для мальчиков и девочек и ввели обязательную форму школы, обычную и парадную

 
На фото: Его Императорское Величество Император Маньчжурии ПУ И и высшие сановники Маньчжурской Империи. 1934 год.

.
Знамя Маньчжурской Империи;

.Маньчжурская открытка, выпущенная в честь коронации Императора ПУ И и японских союзников. Из моего собрания.
 
Красивые формы были у нас – длинные чёрные шинели с малиновыми петлицами, фуражки с красным околышем, гимнастёрки чёрные и белые – выходные под ремень, чёрные брюки и чёрные ботинки. У девочек тоже своя коричневая форма с чёрным передником и белым – выходным. Ученье мне вообще давалось легко, память и «сообразилка» работали без особого напряжения, шел на круглых пятерках.

Играл в оркестре на кларнете, занимался понемногу спортом, играл в баскет, плавал, ходил на яхте, увлекался рыбалкой в протоках и заводях Сунгари, благо летом мы жили на дачах на островах или на левом берегу, ну словом жил в атмосфере удовольствий золотой поры детства и юности.

Преподаватель рисования и черчения, выпускник Петербургского училища живописи, ваяния и зодчества, организовал кружок рисования и мы любители, по воскресеньям ходили на этюды, работали в разных стилях и технике и как много он дал нам в понимании прекрасного.

В 1935 году, после продажи КВЖД и предложения возвращения на родину, отец долго колебался – ехать или не ехать!? Он постоянно переписывался с родичами из Коми, рассказывал нам о своих братьях и сестрах, о своем Усть-Сысольске, о ходе на нерест трески в реке Сысоле, когда её буквально лопатами гребли на берег... но всё же решил остаться и стать эмигрантом.

Какой страшной участи мы тогда избежали!!!

У меня есть наш выпускной альбом, наших параллельных классов – Выпуск Первой Правительской гимназии для Российских эмигрантов... 1937 год… Харбин… 29 юношей и 34 девушки... Не многих я разыскал, кой с кем виделся, а с некоторыми и переписываюсь, но большинство уже в ином мире…

Заканчивая в 1937 году гимназию, я хотел учиться дальше, естественно. И вот, где-то в ноябре (тогда по реформе, учебный год кончался в декабре), появилось предложение учиться в создаваемом Государственном Университете «Кэнкоку» в столице страны Синзине (ныне Чанчунь), на полном государственном обеспечении, на японском языке. Отец, пробавлялся случайными концертами и церковным хором, и я решил держать экзамены на поступление. Желающих была уйма, но я легко прошел первый круг. Отобрали 12 человек на второй тур уже в столице, там был медосмотр и потом простое собеседование со знающим русский язык преподавателем… Отобрали нас пять человек и с марта месяца 1938 года началась учёба в Университете.

Неожиданно отец получил предложение вступить в Хор Донских казаков, который был создан в Чехословакии и в это время был на кругосветном турне и находился в Индии. Конечно, отец согласился и отправился в Сингапур к ним на встречу, а затем с ними вместе укатил в Америку. Уезжая, он договорился устроить младшего сына в семье друга (я был уже в университете), с тем, что через год-другой возьмёт нас к себе. Но вскоре вспыхнула Тихоокеанская война и мы потеряли друг друга.

В основу политики нового государства Маньчжу-Ди-Го, был заложен принцип равноправия, содружества и гармоничного развития всех народностей, населявших страну и потому в главный Университет страны, в котором почётным ректором был премьер-министр, а на торжественном открытии присутствовал сам Его Величество Император, принимались представители всех народов – китайцы, японцы, монголы, корейцы и мы русские.

  
На фото: члены одной из самых многочисленных в Маньчжурии и Китае русских эмигрантских антикоммунистических организаций - Русской Фашистской Партии К. Родзаевского, 1930-е г.г.. По-моему, РФП была единственной в ХХ столетии организацией русских фашистов...

Мы были на всём готовом: учёба и всё для неё, питание, одежда, занятия спортом, разными видами физического и духовного совершенствования, чтобы стать в будущем руководителями молодого государства, чтобы дружбу, возникшую в стенах университета, развивать среди народов страны.

Первые три года мы усиленно овладевали японским языком, повторяли знания средней школы, но уже на японском языке, чтобы в последующие годы свободно читать научную литературу и слушать лекции.

До обеда мы занимались науками, а после овладевали всякими прикладными занятиями – обучались борьбе дзюдо, айки-до, фехтованию кэндо, верховой езде, планеризму, проводили военные занятия и полевые работы, словом из нас готовили будущих руководителей страны так, чтобы мы знали и умели всё.

Как-то на третьем курсе я узнал, что в кладовых есть духовые инструменты для большого оркестра. Посмотрел и… «заболел». Я ведь музыкант со школы, а тут такое богатство и нет учителя, что-то там со сметой. Предложил себя в руководители и что же – разрешили. Собрал ребят, которые играли в школах, восемь русачей и двух японцев, начали репетировать разучивать марши и гимны и как грянули на ближайшем параде – удивления и восхищений было не счесть.

Играли только три вещи японские – это оба гимна (маньжуговский и японский) и парадный марш. Брат прислал мне ноты, и остальной репертуар стал русским, вплоть до марша «Прощание славянки», «Краковяк» и вальсы… Привольно же мы жили, учились и веселились…

В начале 1943 года, дали нам три месяца для дипломной работы на свободную тему. Я кончал экономический факультет и потому решил написать исследование на тему «Роль КВЖД в развитии края», поехал в Харбин и в Управлении дороги дали мне покопаться в архивах.

Когда Советы продали дорогу, чинуши побросали все архивы и я там разыскал столько материала, что хватило бы ещё на не одну диссертацию. Так что работа моя получила высокую оценку и диплом. Потом нас всех послали в институт повышения «Дайдо гакуин», чтоб получить разряд для будущей службы и через шесть месяцев нам присвоили 14 разряд и направили по местам.

Я получил направление в русское отделение общества «Кё-ва-кай» в Харбине, (негосударственное общество укрепления содружества народов и гармоничного развития всех народностей страны), поработал для стажировки около года, параллельно преподавал японский язык и в начале 45-го года получил назначение в город Хайлар, в тамошний русский отдел «Кё-ва-кай».

Объездил весь большой край Трёхречья, что между реки Аргунь и большом Хингана, в котором поселились забайкальские казаки бежавшие в разное время от «красной чумы» и коллективизации, разъясняя им политику нового государства, собирая пожелания и замечания казаков-хлеборобов для передачи органам управления, в чем собственно и заключалась, главным образом, работа «Кё-ве-кай», организации претворявшей в жизнь основные принципы государства.

У меня уже была любимая невеста, мы уже собирались сыграть свадьбу и я снял большой дом и готовил его к семейной жизни. Назначили и день свадьбы на 28 августа.

Итак, 1945-ый год, последние денёчки свободной жизни. Трёхречье, лето, жара, уборочная. Вдруг телеграмма – брат в больнице, очень болен, отпрашиваюсь и 6-го августа, налегке еду в Харбин. У брата брюшной тиф, высокая температура, вот-вот будет кризис. А ночью по радио объявляют о начале войны, а утром о бомбёжках Хайлара и центрального района, где мой дом.

Наверно всё погибло, все мои хлопоты – в прах! А если бы был там… Ладно, главное сам жив… Переживём… Лихорадочная жизнь города, сообщения, слухи, суды-пересуды… А что будет с нами… а если будут бомбить… Вдруг прилетел и буднично сел на аэродроме десант, в центре города появились военные, офицеры, солдаты…

Город ликует, громким ура и цветами встречают жители наших воинов-победителей… На базарах вмиг всё появилось, (была карточная система), всего вдоволь… Праздник!... Брат мой вне опасности, благополучно миновал кризис… Ромка Северюков (однокашник) зовет работать переводчиком в комендатуру.

Дружок брата приглашает к ним, там квартирует какая-то группа военных на двух доджах и студебеккерах, ищут хорошего переводчика… Ну что же, пойдем, посмотрим,… Познакомились… Майор Воронцов – командир, пять офицеров и солдаты… Группу интересуют штабы, а ещё более штабные карты. «Наш переводчик в этой писанине ни бум-бум – говорит Воронцов – помогите. Дают звание сержанта, обмундирование, паёк и кучу деньжат «оккупационных». А они, деньги то есть, на базаре охотно берут, а я без гроша, да и брата надо питать после брюшного тифа-то, куриными бульончиками и прочей питательной едой, да и вообще интересно – согласился.

И, правда, на другой день выдают мне полный комплект и даже пилотку со звёздочкой – сержант, три лычки! И завертелись дни за днями. С утра шастаем по всяким брошенным казармам и штабам, разбираем всякий хлам и только и слышно - а это чё, а это годится? Ну я читаю, объясняю, что да зачем, они отбирают и надписывают, чтоб потом разбираться. Иногда просят более подробно перевести, словом трудимся.

А вечером поддадут слегка, и вся группа терзает пластинки Лещенко, Вертинского, цыганщину и джаз. А я всё к милой моей Зинуле домой, на улицу Варшавскую…

Первое время им всем интересно было разбирать карты, обрабатывать, разыскивать, по всему городу шастать, но мало-помалу надоело им. Но вдруг новость – 13 сентября группа получила новое задание – ехать в Японию. Воронцов предлагает мне ехать с ними – я двумя руками «за»! На 16 сентября назначен парад Победы в Харбине и там мой майор будет говорить с «хозяином» обо мне… Как я ждал этого!...

Но – увы, не сбылось, не разрешили…. И 17-го я проводил их…

Я всё время уговаривал Зинулю сыграть свадьбу, но она прислушивалась к мнению родителей, что, мол время неспокойное и прочее, подождём мол…

А мой однокашник Ромка настоял и назначил свадьбу со своей Валечкой на 1-ое октября и нас просил быть шаферами. Свадьбу сыграли, два дня гуляли, а на третий день Ромка пошел на работу в свою комендатуру (он был там переводчиком)… и не вернулся…

Яснее – ясного, конечно арестовали… Уже с начала сентября шли аресты… только и слышали – того взяли, того арестовали… За что?... В чем виноват?...

Вот генерал Белобородов, военный комендант Харбина, приглашает известных жителей и руководителей города, тысяцких и сотских председателей «товарищества соседей» (было при карточной системе), для встречи и ознакомления с горожанами, а группу музыкантов и артистов пригласил для выступлений на концерте после заседания, а потом… О, ужас! всех до одного арестовал и отправил в тюрьму!

Пришедших по приглашению, на встречу с дважды героем-генералом в праздничных одеждах и в высоком состоянии души… и бац… всех… на нары… И тесть моего брата, бывший кавежедек и сотский в то время, был на этом собрании и… исчез – испарился, как все. И только через 10 лет разыскала его дочь в Енисейске, в ссылке, после 8-ми лет лагерей.

 
На фото: маршал совецкого союза, "сталинский сокол" Афанасий Белобородов, "зачистивший" русскую эмиграцию в Маньчжурии... 
 ...и памятник маршалу Белобородову в Иркутске, "на родине героя".

Видно и боевые генералы тоже подчинялись СМЕРШу или сами считали доблестью устроить такую подлость!? 6-го октября, я утром отправился на базар за очередным курёнком для брата и возвращался домой.

Подошла машина, вышел лейтенант и, козырнув, обратился ко мне с просьбой о помощи с переводом на допросе японского генерала. Я согласился, заехали домой, отдал брату купленное, проехали к зданию бывшей жандармерии, вошел в предложенный кабинет и… шагнул в рабство на 11 лет…

(Продолжение - здесь: http://dneprovskij.livejournal.com/138682.html  )